Мне тут надысь попалась в руки интересная статья. На самую животрепещущую тему, которые все, кто как-то принадлежит к силовому спорту, постоянно мусолят (поболе, чем вопрос про девах по-моему), про анаболики, про них сердешных
. Решил публикануть ее у себя в дневнике. О достоверности судить вам.
Допинг в СССР. История спорта из первых уст. Часть 1
Сегодня «ЖЕЛЕЗНЫЙ МИР» представляет вам ведущего научного сотрудника НИИ спорта Российского государственного университета физической культуры, спорта, молодежи и туризма профессора Сергея Константиновича Сарсания, кандидата медицинских наук, специалиста в области медико-биологических проблем физической культуры и спорта, автора более 150 научных работ, заслуженного работника физической культуры. Специально для нашего журнала Сергей Константинович дал эксклюзивное интервью об истории зарождения допинга в Советском Союзе. Многие факты никогда ранее не публиковались.
ЖЕЛЕЗНЫЙ МИР: Здравствуйте, Сергей Константинович. Я знаю, что Вы внесли огромный вклад в изучение и разработку систем применения анаболических стероидов в спорте высших достижений. Расскажите, как Вы начали заниматься этой проблемой?
Сергей Сарсания: Здравствуйте! В 1962 году я впервые приехал в Москву из Узбекистана в целевую аспирантуру и занимался тогда совсем другими проблемами. Тема диссертации была «Физиологические аритмии сердца». Я, можно сказать, создал теоретическую базу, в которой показал, что сердечный ритм обладает очень большой вариабельностью у спортсменов в различных состояниях, а при заболеваниях становится чересчур стабильным. Моим научным руководителем был профессор Иван Михайлович Саркизов-Серазини, заслуженный деятель науки, лечивший слуг народа тибетской медициной и являющийся одним из основоположников советской школы спортивного массажа. К сожалению, он скончался в период моего обучения, и вторым моим научным руководителем стал Владимир Зациорский. Параллельно со мной подобные исследования проводились в Институте медико-биологических проблем, связанные с космонавтикой. Моим оппонентом был профессор Р. М. Граевский. Я защитился, но в силу сложившихся обстоятельств был вынужден вернуться домой, в Ташкент.
Второй раз в Москву я приехал в 1967 году. И так сложилась судьба, что моя будущая жена училась на вечернем отделении во 2-м мединституте и одновременно работала лаборанткой у профессора В. Л. Карпмана. Был такой кардиолог, заведующий кафедрой спортивной медицины в нашем институте. Сейчас кафедра носит его имя. А у Карпмана соискательницей была жена Аркадия Никитьевича Воробьева, старшего тренера сборной СССР по тяжелой атлетике, и моя будущая супруга оказала ей неоценимую помощь в ее диссертационной работе. Я хоть и был в то время уже кандидатом медицинских наук, но практически никого не знал в Москве. Так вот Воробьев, в благодарность за помощь моей супруги, устроил меня на работу во 2-й врачебно-физкультурный диспансер Москвы в Лужниках врачом-диспансеризатором с окладом 100 рублей (90 рублей – ставка врача, 10 рублей – добавка за степень КМН). Тогда этот диспансер был ведущим в СССР, через него проходили все сборные команды Советского Союза. Когда у команды тяжелоатлетов проходили сборы, я, как врач, должен был на эти сборы выезжать. Когда сборов не было, я работал непосредственно в диспансере. Мое первое знакомство со сборной командой СССР по тяжелой атлетике состоялось в сентябре 1967 года в Дубне (Московская область). Там был, да и сейчас существует, Институт ядерных исследований, куда регулярно приезжали иностранцы, была прекрасная база. Первоклассное питание: икра черная и красная, черная вырезка. Как раз то, что штангистам надо. И там я безвылазно провел шесть месяцев.
А на носу была Олимпиада в Мехико 1968 года. Поскольку Мехико расположено на высоте 2 600 метров, это создавало определенные трудности спортсменам, особенно в видах спорта, требующих выносливости. Поэтому руководители мексиканского спорта и МОК устраивали в течение трех лет перед Олимпиадой – в 1965, 1966 и 1967 годах – в месте проведения предстоящей Олимпиады и в сроки ее проведения, то есть в октябре, так называемые олимпийские недели. Спортсмены и ученые ряда стран, планирующих принять участие в предстоящих Олимпийских играх, приезжали на арены будущих соревнований и проводили там тренировки и исследования. Воробьев в то время защитил докторскую диссертацию, он претендовал в какой-то степени на роль ведущего теоретика физической культуры. Его главным оппонентом был профессор Лев Павлович Матвеев, и они постоянно пикировались на страницах спортивных журналов. Воробьев был ярым противником ОФП в тренировке тяжелоатлетов, считал это впустую потраченным тренировочным временем. Поскольку он был человеком достаточно одиозным, он заявил, что мы пойдем другим путем. И добился разрешения проводить свои исследования отдельно от других сборных. «Единственное, что нас интересует, – говорил он. – Это время, необходимое для временной акклиматизации, рассчитанное до дня». Сборная по тяжелой атлетике должна прибыть в олимпийскую деревню ни днем раньше установленного срока, чтобы спортсмены не «перегорели», томясь в ожидании своих выступлений и болея за наших спортсменов, представителей других видов спорта.
И вот во время сборов в Дубне Воробьев вызывает меня лично. Разговор проходил сугубо официально. Воробьев достал из стола флакон без этикетки с таблетками и сказал мне: «Доктор, вот эти таблетки вы будете давать спортсменам». С этого и начались мои исследования. Я тщательно фиксировал в журнале, кому и в какой дозировке давал эти таблетки, и данные у меня сохранились до сих пор.
Ж. М.: Это был метандростенолон?
С. С.: Нет, метандростенолон в сборной не использовали. Это был венгерский «Неробол» от Гедеона Рихтера. Действующее вещество то же – метандиенон, но качество было на порядок выше. Но название препарата Воробьев мне не сообщил, предпочел, чтобы я действовал вслепую. Причем он даже не сказал, что дозировка должна подбираться в зависимости от веса атлета. Я, как законопослушный доктор, стал давать всем одну и ту же дозу, но при этом тщательно фиксировал все изменения, происходившие со спортсменами. Потом, когда я анализировал эти данные и пересчитывал на килограмм веса спортсмена, констатировал, что легковесы получили адекватные дозы, в то время как тяжам этого было недостаточно.
Ж. М.: Какие дозировки назначил тогда Воробьев?
С. С.: По две таблетки два раза в день. Таблетки были по 5 мг, соответственно, суточная доза составляла 20 мг. Но в то время никакого допинг-контроля не было, и эти препараты были разрешены для употребления спортсменами.
Ж. М.: Да, я помню, что в первом издании своего учебника по тяжелой атлетике Воробьев рекомендовал прием метандиенона наряду с витаминами для лучшего восстановления. В последующих редакциях, после введения допинг-контроля, эту информацию удалили. Итак, Вы работали врачом сборной по тяжелой атлетике?
С. С.: Да. С тяжелоатлетами никто не хотел работать. У них сложные сборы и только два выездных соревнования в году: чемпионат Европы и чемпионат мира. Трехнедельные сборы, неделя перерыв и снова трехнедельные сборы. Не то что у игровиков, они постоянно по заграницам ездили на товарищеские матчи. А в советское время возможность выехать за границу – это самый главный стимул для врача сборной команды. Это я понял уже потом, когда стал анализировать, почему я так сразу был принят на эту должность.
По окончании первых сборов начались другие, и Воробьев предупредил меня, что приедут два научных сотрудника из института эндокринологии и привезут еще препараты, которые мы будем давать нашим тяжелоатлетам. В те времена для того чтобы зарубежный медицинский препарат попал в советскую аптечную сеть, он должен был выдержать целую серию клинических испытаний одновременно в нескольких клиниках Советского Союза, где тщательно отслеживалась эффективность препарата и возможные побочные эффекты. Был создан комитет, занимавшийся этими проблемами, его возглавлял замминистра здравоохранения Аветик Бурназян. В институте эндокринологии тогда как раз изучались и тестировались анаболические стероиды – неробол и ретаболил. Каким образом Воробьев вышел на этих сотрудников, даже не знаю. Но благодаря им он получил доступ к этим еще нелицензированным тогда препаратам. И вот, общаясь с этими сотрудниками, я наконец узнал, что это за препараты. Дозировку они и сами не знали, но их фармакологическое действие объяснили.
В январе 1968 года, согласно намеченному Воробьевым плану подготовки к Олимпиаде, сборная вылетела на Кубу. Там провели легкие тренировки. Через неделю прилетели в Мехико, где на следующий день были соревнования, на которых наши штангисты установили несколько мировых рекордов. План Воробьева работал!
На соревнования я взял с собой кистевой динамометр. Я встретился на турнире с уникальным человеком – тренером сборной команды Мексики Томми Коно. Знаменитый тяжелоатлет и культурист, он сам американец, но заключил контракт со спорткомитетом Мексики на подготовку сборной страны по тяжелой атлетике к Олимпийским играм. А я там находился как переводчик и как врач.
Он мне все рассказывал, что японцы – это особая нация, и они обладают особыми способностями к настрою. Он даже термин назвал, как сейчас помню, «майнд композишн»! Я достаю динамометр, даю Томми. Давай, говорю, жми. Тот раз – 60 кг, грубо говоря. То же самое сказал Боре Селицкому, будущему чемпиону в Мехико. Его результат – 70 кг. Говорю Коно: «Давай "майнд композишн"». Он напрягся, сжал в итоге на 1 кг больше. А я Боре: «Давай, соберись, покажи русскую силу!» Он тоже на 1 кг больше сделал. Ну, я и спрашиваю у Коно: «Ну и где же "майнд композишн"?» После этого мы с ним подружились. Томи одновременно был фотокорреспондентом журнала «Стренд энд хелс» у легендарного мецената Боба Гофмана. Он нас фотографировал и фото опубликовал в февральском номере журнала. Он тогда обратился ко мне с предложением: «Американцы придумали новую форму наколенника, ты договорись с руководством сборной, и Гофман даст их советским тяжелоатлетам безвозмездно в рекламных целях». Ну, наши гордые, отказались… Томми выслал мне открытку. Зациорский потом отругал меня за то, что я дал ему домашний адрес. «Ты что, дурак, – сказал он мне. – КГБ отслеживает всю личную переписку и берет переписывающегося с Западом под наблюдение. Пусть пишут всегда только на адрес института».
Во время учебы в аспирантуре в ГЦОЛИФКе я регулярно посещал институтскую библиотеку ВНИИФКа. А это тогда было единственное подразделение в стране, где выписывали иностранные журналы. В библиотеке ГЦОЛИФКа, ныне РГУФКа, никаких иностранных журналов тогда не было. Квоту на иностранные журналы давали только для ВНИИФКа. И вот там в журнале Боба Гофмана я и увидел наши фото с Мехико. И то ли в том же номере журнала, то ли в следующем мне попадается статья авторов Джонсон. То ли родственников, то ли однофамильцев. Статья о влиянии анаболических стероидов на функцию печени. Рассматривалось влияние препарата «Дианабол», американского метандиенона. Я прочитал эту статью, и все в моей жизни перевернулось.
Ж. М.: Статья была негативная?
С. С.: Нет, авторы провели исследования, и их результаты показали низкую токсичность препарата при умеренных дозировках. Статья меня очень заинтересовала. И я решил провести собственные исследования. Хотя в то время у меня была еще одна работа, и Зациорский подбивал меня к написанию докторской диссертации по теме вариабельности сердца. Но я сказал: «Нет, отныне буду заниматься анаболическими стероидами. Мне это более интересно». Для начала я изучил всю доступную у нас литературу по данному вопросу, как нашу, так и зарубежную.
Ж. М.: А у нас уже были тогда подобные работы?
С. С.: Да, у нас был очень хороший обзорный материал Н. Зарубиной, доктора наук, работающей в институте эндокринологии. Она объяснила в своей работе основные механизмы воздействия анаболических стероидов на организм. В общем, когда я счел, что мои теоретические знания достаточны, то приступил к исследованиям, которые проводил на наших студентах из института физкультуры. Функции печени, как Джонсоны, я не исследовал, поскольку таких возможностей у меня не было. Но исследовал влияние на силовые показатели, на функциональные возможности, на состав тела и т. д. В 1969 году написал методическое пособие на базе этих исследований, которое получило золотую медаль как лучшая научно-исследовательская работа в СССР.
Когда я прочитал статью Джонсонов, она меня просто потрясла. Я понял, что это что-то необычное. Я был творческим человеком. Писал обзоры по тяжелой атлетике в «Советском спорте», сотрудничал с журналом «Спорт за рубежом» – был такой журнал, раз в две недели выходил. Во ВНИИФКе был так называемый сектор зарубежного спорта, который реферировал исследования по спортивным дисциплинам, проходившие за рубежом, журнал издавали как раз на базе этого сектора. И я пишу материал в этот журнал, что вышла статья за авторством Джонсонов, которая вызывает большой интерес и в то же время ставит много вопросов. А можно ли использовать эти анаболические стероиды молодому организму, насколько они могут быть вредны и при каких дозировках? В общем, я перевел и отреферировал эту статью и заострил внимание на нескольких вопросах. Статья была перепечатана в спортивных журналах всех соцстран. Зампреду спорткомитета СССР В. И. Ковалю, а он ведал международными делами, объявили выговор за то, что эту мою статью опубликовали. Я, правда, узнал об этом значительно позже.
Ж. М.: Почему?
С. С.: Потому что там говорилось об анаболических стероидах.
Ж. М.: Но ведь они тогда были абсолютно легальными, и такого понятия, как допинг, не существовало.
С. С.: Это да, но уже тогда они рассматривались как секретное оружие советских спортсменов, и на публикации в прессе был наложен негласный запрет. В 1969 году Воробьев ушел с должности главного тренера сборной по тяжелой атлетике и стал начальником управления науки и учебных заведений в спорткомитете СССР. И после написания мной статьи он меня вызвал и сказал: «Давай готовь руководство по применению анаболических стероидов, и мы это все утвердим и засекретим». Вот так все это и начиналось.
Я провел исследование на студентах. Дозы определял, исходя из известных терапевтических и максимальных. Но еще сделал коррективу на вес спортсмена. Я нашел голландский журнал «Органон» и пользовался их данными. В мои группы входили баскетболисты, хоккеисты. Одна группа применяла ретаболил, другая – неробол, а третья – плацебо. Мы замеряли силовые показатели, состав тела, потребление кислорода. Неробол давал по 20 мг в день. Ретаболил вводил в инъекции по 50 мг один раз в 10 дней. И вот на таких маленьких дозировках мы получили значительные результаты в силовых показателях, в тощей массе, в уменьшении жира. Я всегда придерживался теории разумной минимизации. Если хороший эффект дают маленькие дозировки, зачем принимать мегадозы, травя свой организм? Читал лекции на факультете повышения квалификации у тренеров и всегда ратовал не превышать терапевтические дозировки. В тяжелой атлетике мне удалось взять это под свой контроль. Дозы у меня доходили в фазе загрузки до семи таблеток (35 мг). Тем не менее, на местах, бывало, применяли убийственные дозы. Один волгоградский тяжелоатлет, являвшийся кандидатом в сборную СССР, употреблял 25 таблеток в день. Впоследствии он умер от цирроза печени. Я эти данные узнал благодаря анкетированию, которое проводил старший тренер сборной СССР А. С. Медведев. В анкетах спортсмены были обязаны указывать свои дозировки.
Ж. М.: Вы считаете, что его цирроз печени был спровоцирован мегадозами метандиенона?
С. С.: На сто процентов. Ежедневно по 125 мг круглый год. При терапевтической дозе 15 мг, указанной у М. Д. Машковского.
Ж. М.: Вот Вы сказали про фазу загрузки. То есть Вы делали график приема препаратов «горкой»?
С. С.: Да, я назначал прием «горками», и не было ни одного случая, чтобы это не сработало. Олимпийский чемпион Ян Тальс несколько мировых рекордов установил. Суть приема «горкой» была не столько в анаболическом действии, сколько в повышении агрессии. А агрессия у штангистов была опасная и неконтролируемая. У Василия Алексеева такие вспышки были… Находясь на сборах в Болгарии, грифом от штанги разнес все оборудование в зале. Специальных исследований на тему агрессии под воздействием стероидов я не проводил. Но за период работы в качестве врача сборной по тяжелой атлетике наблюдал это постоянно. Наряду с агрессией было четко видно отсутствие страха перед снарядом. Спортсмены не «горели» на соревнованиях.
Автор
Тема: Дневник тренировок Worker (Прочитано 146073 раз)
